Пролог. Междумирье

ЭФИР

ЭФИР

Вдоль затхлых стен коридора, насколько можно было различить, тянулась плотная паутина. Редкие одиночные нити были почти невидимы в полутьме, гораздо чаще попадались перепутанные завесы, которые было легко принять за клочки рванины. Инстинкты подсказали Эфиру, что опасность он всегда распознает — недаром в прежней жизни он властвовал над всей африканской саванной. Однако здесь он не имел ни плоти, ни чёткого силуэта: то, чему следовало быть телом, рябило, как в мареве. Поэтому Эфир ощупал стены, принюхался и двинулся вперёд.
«Когда-то я был человеком! — вспыхнула догадка. — Иначе откуда помню, как передвигаться на задних конечностях и как вообще всё устроено?»
Поначалу на каждом шаге Эфира его подёрнутый рябью рот изумлённо вытягивался, а брови так и норовили взлететь ко лбу. Шагов через пятьдесят изумление начало ослабевать. Осталась настороженность, заставлявшая Эфира вглядываться в полумрак при каждом скрипе половиц. И ещё... В сердце теснилось сладкое томление, которое влекло вперёд — туда, где Эфира кто-то ждал.
«Вот что мне отродясь было незнакомо».
Коридор внезапно свернул вправо, и Эфир остановился, принюхиваясь к запаху свежей краски. За поворотом оказались абсолютно голые стены, блестящие новизной, и ровный пол, сложенный из добротных досок. С десяток фонарей, скромных, но ярких, давали достаточно света, поэтому Эфир прибавил шаг.
Следующий поворот привёл к длинной помпезной зале. Ледяной волной нахлынула настороженность, но что же она подсказывала? Опасность? Нет. Добыча? Тоже не то. Эфир уже долгое время обходился без еды, но впервые за много лет инстинкт хищника молчал: рот не наполнялся слюной, а желудок не сводило от голода.
Едва войдя в залу, Эфир потерял себя в отражениях многочисленных зеркал, в сиянии необъятных, как сотня солнц, люстр, а бесплотные ноги утонули в мягком ворсе алого ковра. Силясь на чём-то сосредоточиться, Эфир остановил взгляд на ближайшем отражении.
«Текучий, с размытыми границами — не силуэт, а лишь подобие... Хотя... достаточно высокий, стройный. Интересно, каким я буду в следующем перерождении?»
Стоило на мгновение ослабить бдительность — и она подвела его. О том, что он не один, он понял только по дуновению ветра, возникшего из ниоткуда. Эфир пригнулся и по привычке изготовился для хищного броска, но тут же осознал, что это бессмысленно.
Призрачный силуэт, появившийся в дальнем конце залы, обрёл очертания, а затем плоть и оказался молодой женщиной в белом платье, с копной каштановых кудрей. Босые ноги мягко ступили на ковёр, в сиянии люстр блеснула крупная брошь в форме цветка.
Приблизившись на расстояние вытянутой руки, незнакомка улыбнулась и коснулась пальцем сердцевины броши.
— Приветствую тебя, путник. Раз ты оказался здесь, тебе предстоит выбрать новую дорогу.
— Женщина... Человеческое существо... — пробормотал Эфир скорее неуклюже, чем уверенно. Целую жизнь, больше ста лет, он был лишён способности говорить и теперь пробовал каждое слово на вкус.
Женщина продолжала улыбаться, но её брови выжидающе приподнялись.
Вряд ли она понимала, что своим появлением смутила всё его существо. Объятый странным, неизъяснимым чувством, Эфир тщетно пытался понять, что она собой представляет, и даже не подумал поприветствовать в ответ.
— О какой дороге ты говоришь? — спросил он как можно увереннее.
— Времени зря не теряешь, правда? — женщина прищурила свои красивые тёмные глаза и показалась совсем юной. А кроме того...
«Движения её губ не совпадают со словами! Будто она говорит на чужеземном языке, а кто-то другой заглушает её речь».
Словно почувствовав, каким пристальным стал его взгляд, незнакомка быстро добавила:
— Не будем затягивать.
Она широко вскинула руку, и от её пальцев тонким шлейфом протянулась искрящаяся пылевая завеса. Зеркала вмиг ожили, в них закрутились вокруг своей оси десятки и сотни камней — от почти неразличимых песчинок до грубо сколотых неприглядных глыб. Однако в самой зале по-прежнему были только Эфир и незнакомка.
В её голосе неожиданно зазвучали властные ноты:
— Ты прожил долгую и яркую жизнь, это ты знаешь. Знай же ещё, что по вине твоего давнего воплощения на тебе лежит бремя, и так просто его не сбросить. Если удастся, сделай это в следующей жизни. Но будь готов, что на пути тебя будут подстерегать всё новые опасности и испытания. Некоторые из них станут роковыми...
Её слова лились подобно песни ветра, шепчущего в листве над рекой, но дело было даже не в них, а в побуждении... Нет, в чувстве, хорошо знакомом Эфиру по прежней жизни. Интерес — не плотоядный, как можно было ожидать, но свойственный и животному, и человеку.
— ... Ну что, достаточно налюбовался?
Эфир моргнул. Женщина с усмешкой повела глазами вокруг. Может, она подумала, что, слушая её, он засмотрелся на скопления камней в зеркалах? Засмотреться и впрямь было на что, но...
По её звонкому щелчку камни рассыпались песчинками и исчезли — все, кроме трёх в ближайшем зеркале. Эфир невольно подался вперёд.
— Всё правильно, подойди к ним, — подбодрила незнакомка.
Один камень был размером с голову и напоминал кусок железа — но проржавевшего до рваных краёв и изрядно облитого чернилами. Другой, более плоский, мог бы украсить любую комнату; светлые вкрапления на тёмно-сером теле камня казались звёздами, снежными хлопьями, а самые крупные — белёсыми туманностями. Третий камень, вытянутой формы, с почти ровными краями, был похож на фрагмент мозаичного полотна; гладкая поверхность вспыхивала то аметистовым, то изумрудным бликами.
— Мне ещё нужно что-то говорить? — полушёпотом спросила позади незнакомка.
И вновь не обстановка вокруг, а сама женщина завладела его интересом. Несмотря на чарующую диковинность, всё здесь отличалось пустой переменчивостью — всё равно что трава. А вот женщина была настоящей.
Беззастенчиво, как зверь, Эфир приблизился к ней и принялся обнюхивать. Была бы возможность, он даже укусил бы — просто чтобы понять, что она из того же теста. Обычно по запаху хищник без труда познаёт любую натуру. Но запах этой женщины казался притягательно-неуловимым, как открытая книга, написанная на непонятном языке.
— Твои слова для меня столь же туманны, как прохлада предрассветного часа над озёрной гладью. Однако будь уверена: я не признаю над собой никакого бремени. Разве его можно укусить? — войдя во вкус, Эфир смаковал каждое слово, а его ответ всё больше наполнялся убеждённостью. — Опасность и испытания — суть моей жизни. Очевидно, ты многое знаешь обо мне, а значит, тебе ведомо, что я способен преодолеть. Зачем мне твои предупреждения? Меня не страшит неизбежность рокового часа. Я пришёл из мира, где выживание напрямую зависит от воли, и знаю, как ей распоряжаться.
Три дороги, три пути, отражённые в зеркальной глади застывшего озера... Что же это получается? Ему предлагают выбор? Но ведь он никогда не довольствовался тем, что дают — природа наделила его правом самолично добывать каждый клочок своего существования.
Он отвернулся от зеркала, как хищный зверь от недостойной добычи.
— Нет, — коротко ответил он. — Так не пойдёт.
Расправив плечи, он обошёл женщину сбоку, и придал голосу всю властность, на которую был сейчас способен:
— В твоей воле сделать мне предложение, в моей — не принять его. Им удовольствуется лишь тот, кто ограничен скучной обыденностью. Но не я. Единственное, что достойно моего внимания, — он повернулся к женщине и простёр руку, указывая на неё пальцем. — это ты. Твой запах для меня неразличим, а значит, ты мне интересна. Если мне суждено куда-то отправиться, ты пойдёшь со мной. Я так решил.
Женщина склонила голову набок. Она не выглядела изумлённой — скорее заинтересованной.
— Ты и вправду знаешь себе цену. Было бы любопытно последовать за тобой, однако у Междумирья всегда должен быть хранитель.
«Своенравна, чертовка! Это точно не первая и не последняя наша встреча!» — подумалось Эфиру, а незнакомка тем временем продолжала:
— Тебе нечего предложить мне, кроме своей решимости, а у меня есть долг. Однако позволь отблагодарить тебя за твой выбор.
Она открепила брошь и вложила её в бесплотную руку, задержав пальцы на сердцевине.
— С этим в новой жизни ты сможешь понимать любую речь и говорить даже с теми, кто не знает твоего языка. Береги эту брошь.
Женщина отошла и взмахнула рукой. Камни в зеркале закружились в причудливом танце, а потом завихрились, подняв пылевую завесу. Наконец один из них вырвался из вихря и взлетел почти до верхней границы зеркала. Это был камень, похожий на кусок ржавого железа. Женщина вздохнула и что-то тихо произнесла, но её слова уже прозвучали неразборчиво.
«Лучше я сберегу тебя!»
Жадно, как способен лишь отчаянный хищник, Эфир схватил женщину за руку. Неумение сдаваться бурлило в его крови.
А потом и зала, и зеркала, и женщина исчезли в ослепительном сиянии, которое затопило всё вокруг. Глаза Эфира заволокло, но хватку он не ослабил.

@музыка: The Piano Guys - "Let It Go (Vivaldi's Winter)".

@настроение: отличное.

@темы: Пером и пламенем